Russian to English Social Sciences History

Глава четвёртая «Цитадель главного сыщика Москвы»
(1779-1781 годы, Архаров Николай Петрович)
Третьим владельцем Давыдовской усадьбы стал Николай Петрович Архаров.
«О происхождении Архаровых «Энциклопедический Лексикон» [Адольфа] Плюшара сообщает, что род этот происходил из Литвы и, по всей вероятности, выехал оттуда с литовским князем Патрикием Наримунтовичем в 1397 году»[32].
Николай Петрович был из малоизвестной, скромной семьи. В другое время, даже выказав сыскные таланты, он едва ли сумел бы выслужиться до звания обер-полицмейстера, не говоря о том, что бы стать губернатором: для начала – Москвы, затем – Санкт-Петербурга. «Учения и образования Николай Петрович никакого не получил, едва умел кое-как читать и писать, но имел врождённый дар слова, говорил красно, приятно, быстро и всегда прилично, соотносительно обстоятельствам и лицам»[33].
Никто не знает, как ляжет судьба человека, потому и попрекать его за «ложные шаги» нельзя. Благородными поступками мы, должно быть, делаем свои шансы на успех чуть бо́льшими, однако не значит это, что от дурных увлечений не сможем найти себе славы. Так и Николай Петрович начало для славы своей нашёл в немецком трактире, на третьей линии Васильевского острова (Санкт-Петербурга).
С пятнадцати лет он был зачислен в Преображенский полк и служил там под начальством своего друга – Григория Орлова. Но не служба сблизила Николая Архарова с разгульным Орловым, а трактир, в котором они совместно пили, балагурили, играли в карты, в бильярд, покушались на тела местных девиц, хохотали. Для молодых офицеров это время было весёлым. Там же, в немецком трактире, начался заговор против Петра III. После переворота братья Орловы, приближенные к императрице Екатерине II, узнали подлинную власть – власть, которую они могли претворять не только в своих имениях, но также по всей стране. Они не забыли друга, Николая Петровича; позволили ему испытать себя в любом, по личному выбору, деле. Дело молодой Архаров выбрал сыскное.
В 1771 году по Москве пахло смертью. Пришла моровая язва. Но «стало здесь известно, что явился на Варварских воротах образ Боголюбской Богородицы, где и сделалось великое богомолье и великая теснота и сбор денег»[34]. Люди рассказывали друг другу о чуде исцеления; говорили, что слышали, как другие говорят, что кто-то, возмолившись под образом Богородицы, исцелился, заодно и семью избавил от болезней. Началась давка. Все хотели принять участие в чуде. Местный священник, понимавший, что чума от такого единения людей распространится меж ними ещё быстрее, поторопился закрыть ворота. Чернь взбунтовалась. Люди требовали икону, для чего сломали заграждения, ворвались в Чудов монастырь; убили священника; взломали купеческие погреба и хорошенько напились. «Кремль был так страшен от сих пьяных бунтовщиков, что они всех входящих туда солдат побивали каменьем»[35].
Тем временем слуги Алексея Затрапезного (оставшиеся в Москве, чтобы ухаживать за Давыдовским особняком) вынуждены были остановить всякую работу и прятаться. Выглядывая из окон, они видели, как по Пречистенке в 5 часу после полудня под предводительством Петра Еропкина торопился вооружённый отряд; «придя в Кремль с Боровицкого моста они нашли там бунтовщиков, которых и усмирили пулями и штыками»[36]. Бунт продолжался несколько дней и был подавлен. К началу 1772 года чума ослабла, покинула Москву.
По приказу Екатерины II граф Григорий Орлов снял Набатный колокол Кремля. И если Ксеркс велел высечь море, то императрица показала себя ещё более мудрым правителем – колоколу вырвали язык (за то, что он своим голосом созвал людей на бунт). Растерзанного чернью митрополита Амвросия захоронили, одежду умерших сожгли, бунтовщиков казнили. В этом графу Орлову помогли два брата: Николай Петрович и Иван Петрович. Николай Архаров в те годы был капитан-поручиком; когда начался бунт, он возглавил одну из гвардейских команд.
В 1775 году Николай Петрович был назначен обер-полицмейстером Москвы. Город ослаб после долгого поветрия, после чумного мятежа. Это было трудное время для всякого чиновника, тем более – для полицмейстеров. «Именно полицейские чины, недосыпая, круглосуточно ходили по зачумлённому городу, подбирали больных, которых отправляли в карантины, а трупы сами же и зарывали в землю»[37].
How to call him appropriately? Chief Sleuth of Moscow?