This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
Freelance translator and/or interpreter, Verified site user
Data security
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
English to Russian: Translation joke General field: Art/Literary Detailed field: Poetry & Literature
Source text - English ‘Eldorado’ by Edgar Allan Poe
Gaily bedight,
A gallant knight,
In sunshine and in shadow,
Had journeyed long,
Singing a song,
In search for Eldorado.
But he grew old–
This knight so bold–
And o’er his heart a shadow
Fell as he found
No spot of ground
That looked like Eldorado.
And, as his strength
Failed him at length,
He met a pilgrim shadow–
‘Shadow,’ said he,
‘Where can it be–
This land of Eldorado?’
‘Over the Mountains
Of the Moon,
Down the Valley of the Shadow,
Ride, boldly ride,’
The shade replied–
‘If you seek for Eldorado!’
Translation - Russian
Пижонить мастак,
Силач и смельчак, –
Ни зонта, ни панамы не надо –
Везде побывал,
Мотивчик свистал:
Искал он страну Эльдорадо.
Но вот, постарев,
Найти не успев
Того, что ему было надо,
Отчаялся: «Нет!
Пройди белый свет –
Не встретишь следа Эльдорадо».
И в тот самый день
Наткнулся на тень,
Что в отпуск одна шла из ада.
«Призрак, стой! Покажи
Или хоть расскажи,
Где таится земля Эльдорадо?»
«В горах на Луне,
Что на той стороне –
Обратной, – искал Эльдорадо?
Смелее, вперёд,
Рыцарь, – тень не соврёт –
Если вправду оно тебе надо».
Portuguese to Russian: Mário de Carvalho. A Algaravia — Берберберщина General field: Art/Literary
Source text - Portuguese Uma ocasião, à saída do Beco, o Quim Ambrósio teve um acidente. O Quim era canalizador, sempre pronto a fazer jeitos e por isso muito benquisto na zona. Tinha porém uma tineta que incomodava: falava pelos cotovelos.
Desse alguém um bom-dia ou uma boa-tarde ao Quim e logo ali o via a conversar, a contar vidas, a dar cotoveladas, a puxar o parceiro pela banda do casaco, a desenhar grandes gestos de mãos espalmadas. Fosse alguém interromper e distrair a atenção do interlocutor, aí estava o Quim impaciente, apoiando-se num pé e noutro, olhando as nuvens, ensaiando um «psst» tímido, ansioso por retomar a palestra no preciso ponto em que a tinha deixado. E se o outro se despedia, aproveitando qualquer ocasião azada, o Quim ficava quase num desespero, receoso de não ter contado tudo o que havia para contar: fazia um gesto mole de mão, passava a língua pelos beiços, deixava outro gesto de chamamento suspenso no ar, coçava a cabeça, abanava-a, e lá abalava, enfim, insatisfeito e entristecido.
Numa destas alturas, ia ele a sair do Beco, de mãos nos bolsos, remoendo ainda alguns casos que se tinha esquecido de pormenorizar ao Zé Metade (sua vítima favorita por dificuldades naturais de locomoção), quando o acidente ocorreu.
Sobrecarregada com o peso dos ninhos de andorinha, uma telha deu de si – clac! – e veio por aí abaixo de escantilhão – poclop! – até dar na cabeça do Quim, que logo ali ficou estendido.
Seguiu-se a algazarra do costume destas ocasiões e o Quim foi levado para o hospital, donde regressou já por seu pé, com a cabeça enfiada num descomunal turbante de compressas.
Mas quando as pessoas lhe preguntaram:
– ‘Tão, Quim, como é que isso vai?
Ele respondeu o seguinte:
– Obi, obi, tagarik boslua. Nememed Kwantalik.
E todos levaram a mão ao queixo, muito intrigados, quando o Quim rompeu por aí adiante, a explicar tudo a eito, pelos vistos, com grande gesticulação e escorreita fluência de palavrório:
– Sogrub mizzarin – tac cataplac – misururu topaïk, etc.
E assim foi discorrendo durante pelo menos três quartos de hora. O que causava mais espavento naquele pessoal todo é que o Quim parecia responder às perguntas que lhe eram feitas, colocando a conversação nos sítios certos, mas sempre naquela língua escanifobética como tudo.
Então entraram a fazer experiências: perguntaram-lhe se se sentia bem dos rins (sua queixa habitual) e logo o Quim respondeu:
– Nhec, nhec solimador carazac. – E levou as mãos aos flancos.
E que coisa era aquela que trazia dependurada do casaco?
– Gruwat? – disse o Quim, e logo se voltou para observar as abas do casaco.
E insistiram:
– Olha que lá em cima, naquela janela, está uma gaja a fazer-te olhinhos.
E o Quim de nariz no ar à procura da janela.
Não havia dúvidas. Lá perceber o que se dizia, percebia o Quim. Tinha era desaprendido de falar português e falava antes aquele linguajar esquisito.
– Safa! – observou o Zé Metade. – Isto é o que se pode chamar um completo baralhanço de género humano com Manuel Germano…
E nos dias seguintes todos puderam observar o desespero do Quim, de grupo em grupo, de portal em portal, a tentar contar a sua vida, naquele idioma arrevesado, a quem não o podia compreender.
Estava ele a discorrer lá ao fundo do Beco, para o pobre do Zé Metade, que de ar sorumbático e boca atravessada lhe ia dizendo: «Pois, pois», quando o Zeca da Carris, que jogava as moedas com o Andrade da Lua e o Malcheiroso Vaz, assim chamado porque nunca tomava banho, teve uma ideia:
– Então e se a gente descobrisse em que terra é que se fala aquela língua e mandasse para lá o Quim? Fazia-se uma subscrição nos jornais…
– Nem pensar em tal semelhante! – objectou o Malcheiroso Vaz. – Isso era um grande desgosto para o rapaz, que sempre foi aqui criado.
– Além disso – completou o Andrade, esfregando as moedas umas contra as outras na palma das mãos –, ele fala a língua, mas se calhar não a compreende. Ele entende é tudo o que a gente diz…
Mas o Zeca olhava para a biqueira das botas com um ar muito sério de quem pensa a fundo. Vai daí, alçou o dedo e diz:
– Já sei! O Quim está assim por ter levado aquela porrada na cabeça, é ou não é?
Que era, sim senhor.
– E a porrada foi no lado esquerdo da cabeça, foi ou não foi?
Que tinha sido, pois.
– Então – concluía o Zeca abrindo muito os braços –, dá-se-lhe outra porrada do lado direito e ele se calhar fica bom.
Todos consideraram aquela uma sugestão razoável, embora um tanto arriscada. É que podia dar-se com força de mais e era perigoso. Ou com força de menos e era ineficaz.
Mas o Andrade veio com uma solução própria, em voz muito pausada. Era fazer cair uma telha igual, do mesmo sítio, sobre a outra metade da cabeça do Quim. Assim não haveria dúvidas sobre a propriedade do embate. A questão era o acerto da pontaria.
E foram todos dali aliciar o tio Borges, que tinha sido em tempos grande jogador de chinquilho, e que, muito lisonjeado por ver reconhecidas as suas qualidades, se dispôs logo a colaborar com arte na cura do Quim.
A manobra supunha a colaboração do Zé Metade, que só acedeu, desconfiado que estava do tio Borges, quando ameaçaram fechá-lo durante uma tarde inteira com o Quim na casa da Gateira.
– Bom, tá bem – acabou por anuir. – Mas se for eu a levar com a telha vocês pagam-nas, hã?
Ao outro dia, que era domingo, três vultos esgueiravam-se pelos telhados, por cima do prédio da capelista.
O Zé Metade, postado no sítio que lhe havia sido indicado, chamava de lá o Quim.
– Ó Quim, Quim, anda cá, homem, conta lá outra vez como é que foi o teu desastre, pá!
O Quim acercou-se, radiante, e desatou logo a contar:
– Rasneigo saravat miriosha…
Com um olho no beiral, de onde o tio Borges, debruçado e seguro pelo Zeca, lhe fazia sinais, e outro no Quim, que desfiava a sua história, o Zé Metade tentava orientar o paciente para o lugar certo da operação. Ora aproximava a sua carreta, ora a afastava, ora lhe dava uma volta de tantos ou tantos graus. E o Quim acompanhava-lhe os movimentos, procurando instintivamente os olhos do interlocutor.
Vistos do telhado, os movimentos do par assemelhavam-se a uma estranha dança, muito feita de deslocações miúdas. Por várias vezes o Quim passou pelo ponto previamente assinalado com uma cruz de giz, mas não deu tempo a que lá de cima o tio Borges agisse com precisão.
Nisto, o Zé Metade disse para o Quim, num berro:
– Espera aí, não estás a ouvir nada?
O Quim suspendeu os gestos e ficou-se parado à escuta.
Foi o momento.
O tio Borges, lá de cima, balanceou uma telha nas mãos, fez pontaria com um olho fechado e – toclop! – veio a telha dar exactamente no lado direito da cabeça do Quim, que logo caiu desmaiado.
– Uf! – disse o Zé Metade, limpando o suor do rosto.
Não tardou a ambulância, e o Quim foi levado para o banco do hospital no meio de um buzinar estridente.
À tardinha, os habitantes do Beco viram-no aproximar-se, de novo com a cabeça enrodilhada em ligaduras. E logo acorreram:
– ‘Tão Quim, isso vai melhor? Como é que vai essa bizarria, homem?
Mas o Quim olhou-os com um ar assarapantado e disse:
– Não percebo nada do que vocês dizem, caramba. ‘Tão a mangar comigo, ou quê?
Os três amigos da ideia regozijaram-se muito a princípio, porque o Quim já falava de novo o português. Mas logo esmoreceram, ao perceber que o Quim desta vez não entendia nada do que lhe diziam, como se todos falassem em língua estranha.
E era assim:
As pessoas perguntavam: ‘Tão, Quim? E ele ouvia: Sovonov, Quim? As pessoas perguntavam: ‘Tão isso ainda te dói? E ele percebia: Sovonov gabait nheid zwa?
Enquanto um grupo desconcertado rodeava o Quim, que barafustava de sobrolho derribado, o Zeca da Carris e o Andrade afastaram-se, embaraçados.
O Andrade ainda arriscou:
– Olha lá, e se desta vez lhe déssemos uma porrada mesmo a meio da nuca? Podia ser que resultasse…
– Cala-te daí! – respondeu o Zeca. – O melhor é que ninguém saiba do que se passou, cá por coisas.
Aos poucos, o Quim foi-se acostumando a conhecer a linguagem dos gestos.
Quem de nada soubesse tomá-lo-ia por mudo.
Translation - Russian Как-то раз на выходе из Журавельникова проулка с Кином Амбро́зию случилась история.
Кин был сантехник, мастеровитый и покладистый, и в нашем районе всегда желанный гость. Имел, однако, досадную черточку — тарахтел, как боевой барабан. Пожелай только ему доброго утра или доброго дня — и Кин опять за свое: пересказывает целые биографии, толкает локтем, хватает за полу, машет руками, что твой семафор, рисуя некие фигуры. Прервет его кто, завладеет жертвой — ерзает, мнется, разглядывает облака. Набравшись духу, тихонько напоминает о себе свистом, а стоит лишь замолчать, продолжает ровно с того места, где перебили.
Когда же ухитришься вставить «до встречи», Кин едва ли не бледнеет от страха, что не успел выложить всё, чем хотел поделиться. Вяло салютует ладонью, облизывает губы, снова поднимает руку — и та зависает в воздухе. Чешет голову, трясет ею и наконец исчезает, недовольный и опечаленный.
Вот так выходил Кин однажды из Проулка, сунув руки в карманы, обмозговывая, что б еще осветить во всех деталях Полжозе́ (Полжозе был его любимый собеседник — удрать от Кина не мог при всём желании). И попал в историю.
Какая-то черепица под весом налепленных ласточками гнезд — клац! — рухнула вниз и — бабах! — угодила Кину в голову. А тот ничком повалился на землю.
Само собой, крик подняли — не хуже сарацин. И Кина отвезли в больницу. Вернулся он своим ходом и в диковинной чалме из бинтов. Но когда люди его спросили:
— Ну что, Кин, как делишки?
Кин ответил вот что:
— Оби, оби, тагарик бослуа. Нэмэмэд кванталик.
От этакой загадки каждый наморщил лоб. А он всё тараторил, махая что есть мочи руками, и белиберда его лилась без запинки, гладко, словно связная речь.
— Согруб миззарин, так катаплак, мисуруру тапаик и т.д.
Так он разглагольствовал не меньше трех четвертей часа. Что особенно всех изумило, Кин, казалось, отвечал на заданные вопросы, не теряя нити разговора, — только на своем чудно́м языке.
Поставили простой опыт.
— Не беспокоят ли, — спрашивают, — почки? (его обычная хворь).
Кин тут же:
— Нек, нек солимадор каразак, — и берется за бока.
— А что это у тебя там сзади висит?
— Груват? — переспрашивает Кин и нервно оглядывается на шлицы своего пальтишка.
И для верности:
— Смотри, вон там в окне наверху бабенка строит тебе глазки.
И Кин вертит головой, задрав нос.
Дело ясное: разуметь Кин всё разумеет, а говорить по-португальски не может. Зато научился невесть по-какому.
— Ого-го! — воскликнул Полжозе. — Вот это, скажу я вам, катавасия! Шиворот-навыворот и полный переворот.
Шли дни, а Кин по-прежнему бился, словно рыба об лед, у всех на виду, рассказывая свою жизнь встречному и поперечному на тарабарщине, ни единому человеку не понятной.
Однажды витийствовал он в глубине Проулка над бедным Полжозе, который с кислой миной, скривив рот, повторял: «Ну да, ну да», когда Жозе Трамвайного озарило. Тот играл в орлянку с Андраде Луноедом и Вонючим Важем — прозванным так за то, что никогда не мылся.
— А если разузнать, в каком краю на киновском шпрехают, и послать его туда? Деньги собрали бы в газетах по подписке…
— И выдумаешь же пакость! — отрезал Вонючий Важ. — Чего ему шляться на чужой стороне? Где родился, там и пригодился.
— И вот еще что, — добавил Андраде, позванивая монетами в руке, — там-то Кин всё расскажет, а втолкуют ли они ему что-нибудь, поди угадай. Ведь по-нашему он-то всё понимает…
Однако Жозе изучал носки своих сапог, нахмурив брови, как человек, погруженный в глубокие размышления. Затем поднял указательный палец и произнес:
— Знаю! Кин такой сделался оттого, что получил по голове, верно или нет?
Верно, тут не поспоришь.
— А досталось ему по левому виску, так было или нет?
Именно так и было.
— Ну вот! — торжествует Жозе, широко разводя руки в стороны. — Теперь надо врезать Кину по правому виску. Авось поправится.
Остальные согласно закивали. Разумно, хоть и немного рискованно. Слишком сильным выйдет удар — навредишь, слабо стукнешь — не будет проку.
Сомнения развеял Андраде — медленно, замолкая после каждого слова. Подобрать точно такую же черепицу и бросить оттуда же, откуда упала первая, только в другой висок. Таким образом, рассчитывать ничего не требовалось, лишь бы попасть.
Тогда все трое пошли обхаживать дядю Боржеша — в былые годы он редко промахивался камнем по рюхе, но желанного признания не получил и потому рад был обратить свое искусство на пользу ближнего.
Приманкой для Кина выбрали Полжозе. В глазомер дяди Боржеша тот не верил и уступил, только когда троица пригрозила запереть его вместе с Кином на целый вечер в Доме черных кошек.
— Ладно, ладно, — соглашался он. — Но если плитка мне в башку прилетит, вы раскошелитесь, да?
На другой день (а это было воскресенье) три хищника проползли по крышам и заняли позицию над домом галантерейщика. Полжозе, установленный на определенной для него точке, кликнул оттуда Кина:
— Кин, а Кин! Иди сюда, старик, расскажи еще раз, как беда стряслась, а?
Кин подлетел к нему, просияв, и тут же начал:
— Раснейго сарават мириоша…
Дядя Боржеш, которого держал за ноги Жозе Трамвайный, торчал над карнизом и подавал сигналы. Кося одним глазом на врача, а другим — на пациента, что подробно излагал свою историю, Полжозе никак не мог направить последнего на операционный стол. Он придвигал свою тележку, отводил на шаг, поворачивал на столько-то градусов, а Кин повторял за ним и как будто искал в его взгляде ежесекундного одобрения.
С крыши движения этой пары казались диковинным танцем из множества мелких па. Не один раз Кин ступал на точку, где мелом заранее поставили крест, однако не давал дяде Боржешу времени для верного прицела.
Тогда Полжозе заорал:
— Да погоди ты! Разве не слышишь?
Кин замер и навострил уши. Момент настал.
Вверху дядя Боржеш повертел в руках черепицу, прищурил один глаз и — трах! — запустил её Кину точно в правый висок. А тот упал без чувств.
— Уф! — сказал Полжозе, обтирая с лица пот.
Скорая не заставила себя ждать, и Кина увезли в реанимацию под завывание сирены.
После обеда Кин уже подходил к Проулку и голова его вновь была обмотана бинтами. Вокруг него тут же собрались люди:
— Ну что, Кин, поправился? Здоровье теперь поди богатырское, да?
Лицо Кина внезапно посерело от страха и он ответил:
— Карамба, ничего не понимаю из вашей болтовни. Вы издеваетесь, что ли?
Троица придумщиков клин клином вышибать сперва было ликовала — ведь Кин снова заговорил по-португальски, — но вскоре пала духом. На этот раз Кину ничего не могли объяснить остальные, как будто дружно перешли на иноземное наречие.
Спрашивают его, к примеру:
— Как дела, Кин?
А он слышит:
— Совонов, Кин?
Или вот:
— Так что, у тебя там еще болит?
А ему чудится:
— Совонов габайт нейд зва?
Пока сбитые с толку люди окружали Кина, а тот, нахмурив лоб, гневно их отчитывал, Жозе Трамвайный и Андраде в смущении удалились.
Андраде всё же набрался отваги:
— Послушай, а что если врезать ему еще раз, прямо посередине затылка? А вдруг вышло бы…
— Замолкни! — ответил Жозе. — Хорошо бы никто не проведал, что тут приключилось. А то мало ли что.
И Кин понемногу стал привыкать к языку жестов. Кто ничего не знал, принял бы его за глухонемого.
More
Less
Translation education
Other - International House Language Center
Experience
Years of experience: 20. Registered at ProZ.com: Dec 2005.
Humanities preferred
The winner of the 1st translation competition "Иными словами / Por Outras Palavras", literary translation from Portuguese into Russian.
A. Books:
1. "The Last Empire: The Final Days of the Soviet Union / Последняя империя: падение Советского Союза" — translated into Russian.
2. "Холодний Яр / Cold Ravine" by Yuriy Horlis-Horskiy — 1st part translated into Russian with a comprehensive commentary, still to be printed.
3. "Ivan Samoylovych" (in Ukrainian), author.
4. "The Climax of Rome" by Michael Grant, "Treasures of the Pharaohs" by Delia Pemberton, "User's Guide to the Bible" by Stephen M. Miller and 2 other books — translated into Russian.
B. Experience:
Translating since 2004
Proofreader for a longer time
Expertise